Помимо собаки в лодке может находиться три человека. Если в лодке девять человек и три собаки, она утонет.
Когда в спектакле два человека, когда это бесконечный диалог, изменения которого зависят от открытого окна и телефона, умножения персонажей на два/четыре/шесть/восемь и деления действия на мелкие кусочки в той же пропорции вряд ли что-то добавит к смыслу. Варшавская мелодия не нуждается почти в восьми исполнителях, а «Старомодная комедия», «Игра джиннов» или «Однолетнее лето» не требуют больше, чем орда актеров постарше (в Большом театре достаточно Фрейндлиха и Басилашвили).
Сцена из спектакля.
Фото Юлия Кудряшова.
Это пьесы «для двоих», эти рассказы с их открытой лирикой и открытой драмой (разновидность мелодрамы), которую можно не ставить, если нас привлекает «неугомонная режиссура», занимающая каждую клеточку спектакля так, чтобы невозможно дышать, к постановочному перевороту и искусному оснащению каждой ноты «драмбалетными» виньетками. А вот Евгения Богинская берет именно «Двое на качелях» и подходит к этому искусству именно так, как было сказано выше. Да, «Двое на качелях», простой, деликатный, довольно наивный спектакль Уильяма Гибсона, вполне мог бы подождать в старой репертуарной кассете — для «силового решения» доступны другие пьесы мировой драматургии. Но молодой режиссер выходит на большую сцену Театра им. Ленсовета огромное, гудящее, бездушное, темное пространство большого города-вокзала и «накрывает стол на шестерых». Три Гиттеля и три Джерри, между которыми разделены сцены (логики в этом делении мы не видели), живая и синтезированная музыка, пластика, поддерживающая каждый звук, «большой свет» и вся эта оболочка. Поначалу тому, кто не знаком с искусством, трудно даже различить сюжет: ни слова в простоте, все «оснащено» аффектами, в которых тонет простая человеческая история.
Особенно бросается в глаза тот факт, что актеров шесть, так как только двое из них хороши, а остальные просто мешают…
ВСТРЕТИЛИСЬ ШЕСТЬ ОДИНОЧЕСТВ
Советский театр 1960-х годов играл в такой постановке о голой чистоте западного мира, человеческой некоммуникабельности и одиночестве душ, затерянных в капиталистических джунглях Нью-Йорка. Шесть фигур Богинской в поисках человеческого общения и подавляющего одиночества ходят в этом пространстве только по определенным прямым линиям, четко поворачиваясь под углом 90 градусов и очерчивая при вращении прямые углы. Они также часто приседают, иногда ползают и садомазохистски подставляют себя ветру и снегу, чтобы холодность этого мира и одиночество заблудившегося в нем человека было видно яснее, чтобы усугубить образ утраты и одиночества изначально, согревая ваши руки в холоде с вашим собственным горячим дыханием. И наконец трагически осознать, что Волга впадает в Каспийское море. Можно еще нарочно удивляться тому, что лошади едят овес, но для этого, наверное, нужно еще восемь артистов, три одуванчика и четыре балетмейстера.
М. Ханжов (Джерри Райан), А. Прохоров (Gittel Mosca).
Фото Юлия Кудряшова.
Как все помнят (а может и не помнят), «Двое на качелях» — история случайной встречи несостоявшейся балерины Гиттель и адвоката Джерри, слабого человека, бросившего свою богатую и сильную жену Тесс из-за зависимости и инерция. На протяжении всей пьесы Джерри разрывается между Гиттель и Тесс, но именно самоотверженная, больная Гиттель, «маленькая балерина, всегда нет, всегда нет», укрепляет его умственно и профессионально. Сытый по горло ее любовью, Джерри становится самим собой, сдает экзамены, получает ученичество и возвращается к своей прежней жизни другим человеком. Два вида любви — альтруистическая, жертвенная, дающая и эгоистическая, берущая — встречаются в творчестве Гибсона, но здесь дело не в особенностях, все зависит от логики переходов и переживаний, линий интуиции и чувства: как не упасть в мелодраму, как существовать на заднем плане… Знаменитую пьесу раннего «Современника» я, конечно, не видел (и последней редакции не видел), но имею странную эпизодическую встречу с эта пьеса навсегда. Был еще Дом первой пятилетки, куда приезжал с гастролями «Современник», и меня, молодого критика, неожиданно пригласили на дневной спектакль «Двое на качелях». Я прикинул, что пьесе сто лет, поэтому начал было отказываться, но кто-то (не помню кто) сказал: «Давай. У нас сегодня интро. Новый Гиттель. ее еще знает, но ты ее заранее запомнишь. имя — Лена Яковлева». И я пошел. Лена Яковлева была потрясающая, завораживающая, я не думаю, что она когда-либо играла что-то лучше.
Это было искусство двух сильных художников. Поэтому были спектакли с балериной Натальей Макаровой (постановка Виктюк), с Еленой Калининой и Дмитрием Воробьевым (пятнадцать лет назад мастер Богинской — В.М.Фильштинский), но никогда спектакль не получал такой силы и плохого приема, как сейчас. в настоящее время.
В. Волохова (Gittel Mosca), И. Шевченко (Gerry Ryan).
Фото Юлия Кудряшова.
Ужасающий «железнодорожный вокзал» в самом начале заполнен шестью людьми. Их голоса (персонажи сидят на стульях) звучат вместе жужжащим эхом, и невозможно понять, кто кого встретил и кто кому звонит. Но понимаешь сразу: история вселенская, не частная, с каждым могло случиться, все мы дети холодного мира, мы на вокзале, а Волга впадает в…
Шесть персонажей (и так будет до конца) совершают странные, но не индивидуализированные абстрактные пантомимические движения (хореограф Нурбек Батулла) и часто сгибаются в конвульсиях душевной и физической боли (прямые углы бесплодной жизни и наоборот, конвульсии душевных терзаний). существуют в остром пластическом контрапункте, потому что сама идея неоригинальна). Но самое главное в другом: «линия опыта» обрывается, даже не начавшись. Иван Шевченко и Виктория Волохова «оттанцевали свой эпизод», Шевченко делает восторженное тремоло (закатывает глаза и дергается, маниакально крутит педали, третье выступление подряд, тревожа пришедшими раньше штампами), чем Ася Прохорова и Максим Ханжов приходят с новой точки .
Оба Джерри довольно однообразны: у Ханжова тоже есть склонность подражать животным, дико закатывать глаза и с ревом снимать носок с замерзшей ноги, как будто снимает скальп. Две Гиттель, Волохова и Прохорова, тоже одно и то же. Что-то из этого есть и в тексте: посреди храброго Гиттеля сидит маленький, незащищенный, робкий ребенок. Обе актрисы в восторге от того, чтобы изобразить этот «бамбизм», пиетизм и беззащитность, эдакую оленью кубу. В спектакле присутствует преувеличение, демонстрация эмоций и состояний: мужчины – экспрессивные психопаты, женщины – травмированные щебечущие птицы, жертвы насилия.
И. Дел (Джерри Райан), Л. Пицхелаури (Гиттель Моска).
Фото Юлия Кудряшова.
Из шестерых вообще, повторюсь, хорошо сыгранных и обращаю внимание только на двоих — Илью Дель и Лауру Пицхелаури, которые непонятным образом отобрали многие сцены, отданные другим парам. Почему нельзя было оставить этих двух выдающихся чудаковатых исполнителей наедине и не поставить спектакль только с ними — загадка, тем более что каждая сцена в этой паре отдельная и не связанная с предыдущей: во-первых, это двое седовласых( из своего опыта?) безжизненные куклы (Гиттель тряпичная, Джерри — деревянная) Мальвины и Буратино; затем Джерри получает высокий член и темные очки… Эксцентричные мастера-клоуны жонглируют умением передать за маской и надлом Гиттеля, и впечатляющую сексуальность Джерри. Хотя этот Джерри еще и психотический невротик, маску злобного, эгоистичного обидчика явно дает Дель, а иронию нытья Мальвины — Пичлаури. Их общие слезливые рыдания являются большим притяжением. Если бы только сцену время от времени не заливало красным светом несчастья…
САМ СЕБЕ РЕЖИССЕР
Это шоу, в котором режиссера меньше всего интересуют люди. Бывает. Это пьеса, в которой женщина — неприятная жертва, а мужчины — «куча паршивых ублюдков». Качелей нет, все предусмотрено: она в шоке от вскрывшейся язвы — умоляет «помогите мне помочь», он преступник, она наверху при свете лампы (съемочная площадка на первом этаже) , он находится внизу в вспышках безумного мира. Пока Гиттель говорит о язве, Джерри осматривает свое колено.
Сцена из спектакля.
Фото Юлия Кудряшова.
Это спектакль, где каждая клеточка кричит: «Меня поставили и поставили!» Ни минуты тишины, ни пяди свободы от навязанного режиссером. При этом — ни минуты о любви. Сочувствовать некому. Отношение режиссера к героям довольно пренебрежительное. Это тоже бывает. Для этого в мире предостаточно предметов.
Язык и смысл пьесы претенциозны, но в основе своей элементарны, и лучше всего этот смысл улавливает финальная мизансцена: отвернувшись от публики, Гиттель и Джерри стоят. У него густые волосы, у нее голая спина. Он защищен, она уязвима. Это плоский результат борьбы с мелодраматизмом и человечностью.
Новости
ГАСТРОЛИ
19 сентября в Ярославе состоялась постановка «Охота на уток» в рамках программы XXII Международного театрального фестиваля. Федор Волков на сцене Российского государственного академического драматического театра им.
УТРАТА
Сегодня трагически погиб Сергей Пускепалис, художественный руководитель Драматического театра его имени. Волков в Ярославе. Буквально вчера Сергей тепло встречал нас на «XXII Международном Волковском фестивале»….
ЗАМЕНА СПЕКТАКЛЯ
Уважаемые зрители! Вместо спектакля «Город. Женитьба. Гоголь». будет выдан как «Генеральный инспектор» начиная с 19:00. Приносим свои извинения за причиненные неудобства!
АБОНЕМЕНТЫ НОЯБРЯ
Уважаемые зрители, абонементы на спектакли ноября 2022 года уже в продаже.
АБОНЕМЕНТЫ
Уважаемые зрители! С 7 сентября билеты на выступления на главной сцене на сезон 2022 года распроданы.
